памяти друга
Янис Салпинкиди, живописец
3 августа 2012 г. на 67 году ушел из жизни Баходир Саломов – известный узбекский художник и педагог, который родился и вырос в Бухаре, где и состоялся как художник. В последние годы жизни он жил и работал в Ташкенте.
Я знаю – его не забудут, о нем еще напишут. Он не тот человек, который уходит из жизни бесследно. Проходят годы, а боль утраты близкого друга меня не оставляет, именно она – эта боль и породила эти строки.
Нас с Баходиром связывало многое: совместное студенческое житие, открытие необъятных просторов нашей страны, жаркие диспуты об искусстве и счастье совместного роста как художников. Мы были молоды, и нас еще объединяла любовь к женщинам – нашим вдохновительницам, подругам и натурщицам.
Э. Хемингуэй уже на склоне лет написал книгу о своей счастливой молодости «Праздник, который всегда со мной». Наша жизнь с группой бухарских художников – это тоже праздник, который остается всегда со мной. Молодость есть молодость, но жар ее мы ощущали вместе с друзьями из Бухары. Нас было 5 – 6 начинающих художников, и мы выросли, я думаю, только благодаря нашей совместной дружбе. В эпицентре этого содружества был Зелим Салиджанов – явление уникальное для Бухары, затем его ученик Петя Гулькаров – великолепный мастер, и Нисон Бабаев – талантливый художник. Мне не забыть замечательные по цвету гротескные холсты Нисона из жизни местечковой Бухары, напоминавшие работы сурового немецкого художника-экспрессиониста Гроссмана.
С нами дружил и Ким Володя – замечательный ташкентский живописец, нас с ним всегда тянуло в Бухару, мы к ней припадали как к живительному роднику. Нас вдохновляли не только эти молодые пассионарные художники – наши друзья, но и весь аромат этой древней, красивой по серебристому колориту узбекской земли, напоенной столетиями, с испекшимися на солнце жаркими куполами минаретов. Мы любили эту землю: теплую, светозарную и необыкновенно экзотичную.
Как-то в Афинах, оглядывая свою персональную выставку, я с удивлением отметил, что одним из лучших на этой выставке был холст из Бухары.
Баходир был душой нашей дружбы, эмоциональный, бескорыстный, с бурной речью от переполнявших его эмоций. Он – организатор и наш вдохновитель. Это нас, своих однокурсников по художественно-графическому факультету, он влюбил в Бухару. Он был и хорошим живописцем, живописцем от Бога. Только недавно я узнал, что незабвенная Валентина Львовна Лаковская – один из проницательнейших и образованнейших искусствоведов Узбекистана – на своих лекциях приводила в пример живопись Баходира Саломова, возводя ее в ранг высоких достижений искусства Узбекистана. Ведь тогда этого художника мало кто знал. Но надо было быть Лаковской, чтобы понять и оценить этот его дар.
В промежутках между занятиями любимой живописью Баходир был бессменным председателем Отделения художников Бухары, педагогом, депутатом горсовета. Это именно он открыл художественно-графический факультет в Бухарском педучилище и являлся душой его студентов, вырастив десятки живописцев и толковых педагогов изобразительного искусства.
В чем «антеевская» сила Баходира? – в его чувстве колорита своей земли. Он безошибочно ощущал тончайшие переходы и переливы ее теплых гамм. В его холстах всегда присутствовала высокая живописная культура, не нерафинированная, а земная, теплая, пропитанная душой поэта.
Я люблю его теплые, наполненные чувством, холсты с изображением старушек, которые буквально слиты с природой. Они такие хрупкие, тонкие, обособленные в своих замкнутых одеждах-коконах и чаще всего в белом – как символ чистоты. Возможно, эти холсты со старушками навеяны холстами В. Попкова – одного из великих художников-поэтов России, но кто знает, возможно, создавались они и параллельно, ведь Баходир был самобытен. Его работы мне кажутся даже еще более душевными и проникновенными, чем у Попкова.
Иногда я захожу в ГИИ Уз, чтобы посмотреть работу Саломова, на которой изображена старушка в родном дворе, такая хрупкая, женственная… («Весна 45-го»).
В последние годы жизни Баходир долго и мужественно боролся с болезнью. Нас удивляло, как он преодолевал ее, стараясь создать еще одну серию работ – смелую, с воспоминаниями о прошлой своей живописи. Старые мотивы в этих холстах обобщались и синтезировались. Угасало тело, но сохранялся в нем интеллект художника.
Живописный дар художника проявлялся в многочисленных краткосрочных этюдах и небольших квадратных холстах. Не нужно забывать о том, что он жил в Бухаре, а это – город туристов, и многие холсты Баходира разлетелись по миру почти безадресно, а среди них были и шедевры. Не забуду один, изумительный по цвету, пейзаж с украинскими хатами, о котором тепло отозвалась известная украинская художница Татьяна Яблонская.
Как-то, будучи у Баходира в гостях в Бухаре, известный искусствовед А. Умаров, пораженный обилием этюдного материала художника, отметил, что этих этюдов хватило бы на сотни картин. Именно их колорит вобрал в себя характерные цвета его родного края, очень узнаваемые и специфичные для Азии. Особенно замечателен этот теплый охристо-оранжевый колорит с тонко нюансированной землей, создающий ложе для его старушек, сидящих в белом, как одинокие птицы-чайки («Вечерняя беседа»).
За Баходиром все-таки стояла большая культура мирового искусства: обладая интуицией творца, он учился у великих художников. Судя по холстам, ему очень близок был Р. Фальк – выдающийся русский живописец, благотворное влияние которого ощущалось во многих портретах, выполненных Баходиром: «Автопортрет», «Лола».
Баходир, как художник, любил ночь. Помню его многочисленные графические рисунки ночных улочек Бухары, а затем и небольших холстов, крайне насыщенных и самостоятельных в цвете, хоть и навеяны они были, возможно, Ван-Гогом, но по колориту – напряженные и очень убедительные. В них как-то оригинально и самостоятельно разрабатывалась красная гамма цветов, то есть весь теплый спектр. Баходир много рисовал. Если в процессе творчества это было все, что попадало в поле зрения, то впоследствии постепенно выкристаллизовывались его пристрастия – это женские образы. После него остались огромные папки рисунков, притом во многих техниках. Впоследствии долгими ночами, листая их вместе с автором, в моей памяти остались целые серии полупортретов, окрашенных женских головок, я убедился в их явно новаторской сущности. Они все были по-своему оригинальны, не повторяя ни поз, ни композиции, всегда по-новому, с неожиданными вкраплениями пастельного цвета скомпонованы, образуя внутреннюю логику построения листа, понимание задач графики, оригинальность решений. Я многое бы отдал, чтобы увидеть их на какой-либо единой и цельной его выставке. К сожалению, не знаю судьбу его рисунков.
Баходир в памяти моей остался танцующим. В нашей молодости, в каком-то кишлаке на свадьбе помню его красивое лицо, глубокие теплые добрые глаза и руки в красивом движении – руки артиста. Мне этот танец сказал еще больше, чем его холсты, я понял, что мой друг – по-настоящему тонок и элегантен как большой художник.
Надеюсь, что моя статья – это начало длинной песни о прекрасном человеке и художнике, оставившем большой и добрый след в душах людей.