Редакция журнала SAN’AT предлагает вниманию читателей фрагмент статьи народного художника Узбекистана А. Абдуллаева (1918-2002) «О красоте человека», опубликованной в 1994 г. его книге «Жажда прекрасного».
А. Абдуллаев — один из ярких представителей художников первого поколения живописцев Узбекистана, на протяжении всего творческого пути верного традициям реалистической школы живописи. Он — автор многочисленных портретов, в том числе Абрара Хидоятова, Айбека, Тамары Ханум, Джавахарлара Неру, Индиры Ганди, близких ему людей. Им создан также цикл автопортретов разных периодов жизни. Полотна художника хранятся в музеях Узбекистана, России, Италии, Индии и других стран мира.
Из множества форм изобразительного искусства живопись занимает особое место. «Живопись — это поэзия, которую не слышат, а видят», — говорил еще великий Леонардо да Винчи. Живописи мы обязаны величайшими творениями человеческого гения. Произведения мастеров живописи уникальны, сложно репродуцируемы, и потому миллионы людей еще не видели ее подлинных шедевров, не познали сути ее, наслаждения, которое несет живопись. Зато они видели множество суррогатов, от которых нигде нет спасения. Отсюда множество наивных и ошибочных представлений о ней, зачастую полная неосведомленность.
Картина, портрет, пейзаж могут не дойти до сердец зрителей, если не освещать их яркими лучами восторженного ясновидения. Без подвижников и знатоков искусства не все будут знать, какой великий вклад вносит живопись в мировую культуру, в культуру каждого народа.
Такими в России были Стасов, Третьяков, Мамонтов, Дягилев и другие. Их голос слышала вся Россия и тянулась к живописи. «Нужно каждого заставить полюбить живопись, понять ее великое культурное значение для России», — писал А. М. Горький из Италии, обращаясь к художественной интеллигенции.
В каждом человеке заложено чувство прекрасного. Никто не рождается с атрофированными эмоциями. Непоправим урон, когда человеческий дух не получает в детстве нужной пищи. Поэтому не удивительно, что у нас до сих пор считают живописцами чуть ли не тех, кто пишет вывески на улицах, а другие думают, что портреты пишут с фотографий.
Какое горькое заблуждение!.. Какое унижение, какое оскорбление святыни искусства, требующего от человека неслыханных жертв! Да и из каких источников они могут знать, что портрет пишут только с человека, только с натуры, месяцами, а то и годами, что хороший портрет — это драматизированная биография человека, это, может быть, больше, чем биография одного человека, это, может быть, даже биография эпохи.
Изобразительное искусство, как духовная пища, делает то же, что и музыка, и поэзия, неся в себе элементы как той, так и другой. Все свои воззрения, мироощущение, восторг художник вкладывает в свое полотно. Он весь в нем: его душа, его совесть, его идеал. И глубина произведений художника измеряется глубиной его внутренних видений, его ума и таланта. Ведь потому художников, в самом широком смысле этих слов, называют и разведчиками прекрасного, и глашатаями красоты.
Чтобы знать, что заставляет людей заниматься искусством, нужно заглянуть в корень искусства, в его тайники. Тогда станет ясно, что в основе всех художественных интуиций, оказывается, лежит жгучая любовь человека к жизни.
Если что-нибудь и отличает людей творчества от других, то это особое влечение к человеку или к природе, их постоянная влюбленность во что-нибудь или в кого-нибудь.
Хорошо сказал поэт: любить тебя, искусство, столь сильно я не смог бы, не люби я еще сильнее род людской. И в самом деле, сам факт появления рода людского на свет был самым великим чудом из всех чудес, которому, вероятно, никогда не перестанут удивляться. Еще Шекспир, полный восторга, восклицал: что за чудесное создание человек!
Для меня, сделавшего облик человека смыслом всей жизни, он представляет собой предмет всевозрастающего изумления. Вот почему всю свою жизнь я не свожу с него глаз, думаю только о нем.
Каждый человек неповторим. Он не повторяется в другом человеке ни характером, ни темпераментом, ни умом, а тем более лицом. Поистине, каждый индивидуум — это цветок, имеющий только одному ему присущий аромат собственного очарования. И для тех, кто изучает его лицо, это мир, это океан, наполненный жемчугом неизведанных мыслей и чувств. Не случайно в мудрой узбекской пословице говорится, что человеческое лицо греет лучше, чем солнце.
Человек прекрасен не только своим обликом, но и своим умом. Он не делает ничего не обдумав, не взвесив, не приняв окончательного решения.
Испокон веков человек делал все, чтобы сохранить свой облик. Сознание быть исчезнувшим навсегда пробудило в нем страх, он восстал против всеразрушающей силы смерти, изобрел пластическое искусство. Это было великолепным ответом на краткость человеческой жизни.
Какое счастье, что были написаны портреты Пушкина, Толстого, Бальзака, Бетховена. Я с не меньшей благодарностью рассматривал бы маски или портреты Авиценны, Навои, Улугбека, Бируни и Бабура, если бы они были в свое время сделаны как драгоценные памятники гениям узбекского народа.
К великому сожалению, на Востоке, несмотря на его древнейшую цивилизацию и богатую культуру, религия запрещала реалистическое изображение человека. Это обстоятельство нанесло большой урон нашей истории и культуре. Печальный результат: для потомков не сохранился облик великих мыслителей, поэтов, художников.
В моей жизни не проходит дня, чтобы я не наблюдал и не искал глазами человека, выражение лица которого, как говорят у нас, художников, «просится на холст». Лицо самого обыкновенного человека, на которого мы, может быть, и не обратили бы внимания, приобретает особый смысл, когда мы узнаем, что он совершил какой-нибудь подвиг. Каким уважением к нему проникаемся мы в таких случаях! Вот эту радость — созерцание человеческого лица — я начал испытывать с самого младенческого возраста, когда по-особому жадно всматривался в лица взрослых.
Есть множество факторов, формирующих вкус, созидающих предпосылку для формирования художнических инстинктов почти с колыбели. Прекрасный климат, богатейшая природа, красивая семья — явление не такое уж редкое, особенно у нас на Востоке. В этом отношении мне повезло: я рос в кругу братьев и сестер, родных мне по отцу, с лицами красивыми как на подбор!
Поворотным пунктом, наложившим свой отпечаток на всю мою жизнь, стала поездка в Москву. Попав в Третьяковскую галерею, я испытал одно из самых потрясающих впечатлений в моей жизни. Меня поразили портреты, написанные Репиным. Как зачарованный, я без конца подходил и отходил от его знаменитого портрета Протодьякона. Только теперь могу сказать, что это были минуты, к которым меня готовила какая-то невидимая сила, коей мы только подчиняемся, но не можем ничем выразить. Репин так вдохнул жизнь в образы тех, кого писал, что они творили со мной что-то невероятное. Разумеется, я тогда был далек от того, чтобы понимать, плод какого гигантского труда все это. Только потом, спустя много лет, я осознал, перед какой вершиной я стоял, не подозревая, как тяжел будет восход к ней и как малодоступна будет она для меня.
Впереди меня ждали неудачи, срывы, падения и отчаяние. Предстояло пройти через долгие годы мучительных исканий. Настоящую школу портретного искусства я прошел, начиная с военных лет: писал портреты колхозников для портретных галерей непосредственно на местах. Беспрерывная работа в течение пяти-шести лет, в которые я написал свыше 200 быстросеансовых портретов, дала мне то, что, вероятно не всегда, дает академия.
Чтобы решиться написать портреты выдающихся деятелей культуры нашей республики — Абрара Хидоятова, Айбека, Сергея Бородина, мне нужно было пройти именно такую школу. В 1946 г. мой выбор пал на Абрара Хидоятова, которого я решил писать в образе Отелло.
Более 40 лет мое творчество посвящено творцам прекрасного. И начало ему положил портрет Хидоятова.
Трагедия «Отелло» волновала умы многих поколений актеров. Кто-то из гостившей у нас английской парламентской делегации, увидев Хидоятова в роли Отелло, написал, что такой игры в этом образе он не видел даже на родине Шекспира.
Сознание того, что покоряющий всех Отелло — Хидоятов, с появлением которого на сцене замирает зал, будет со мной с глазу на глаз, несказанно радовало и заставляло собраться. Мне очень хотелось запечатлеть этот громадный талант, выразив ему этим свою скромную признательность. Между прочим, эта наша встреча была не первой. Еще в годы войны я писал Хидоятова в больнице, с бритой головой и в больничном костюме. Когда Хидоятов дал согласие позировать в образе Отелло, нам была отведена комната, служившая гримерной, рядом со сценой. Обычно прежде, чем начинать портрет, художник ищет характерную позу, интересный поворот, типичный взгляд того, кого собирается писать. Но Хидоятов в этом образе был настолько внушительным, что ничего не надо было искать…
По совету Хидоятова я стал писать одного из основателей театра им. Хамзы режиссера Маннона Уйгура. Это был уже другой характер, другой темперамент. Уйгур был человеком исключительно сосредоточенным. Размышлял только о театре. Внешне необыкновенно оригинальный, он очень смахивал на индийца. На красивом лице с приятным цветом кожи выдавались густые черные брови, под которыми были глубоко спрятаны глаза, в которых скрывалось много мудрости.
С 1944 г., в течение десяти лет, я четыре раза возвращался к портрету матери. В 1953 г. на моей персональной выставке из всех выставленных работ наивысшей оценки художников и критиков был удостоен ее портрет, написанный годом раньше. Мать — это начало всех начал. Это величайший образ, образ без времени и пространства, который, как яркая планета, всегда будет восходить над нами, то согревая светом материнской любви, то страдая от лунного безмолвия.
В портретном искусстве… главное — лицо. Может возникнуть вопрос: есть ли главное в этом главном? Есть! Выражение лица, глаз. Трудно уследить за их тончайшими мерцаниями или, как говорят у нас, у художников, за их тончайшими нюансами. Обычно спокойные, они несут миллион эмоций. Кто не видел выражение радости, печали, страха или ужаса на лице?! В минуты высочайшего нервного напряжения лицо становится особенно обворожительным — в это время оно озаряется напряженным драматическим светом. Ничто не действует так сильно на нашу психику, как неотразимая сила глаз. Глаза могут сказать не меньше, чем изрекают уста. Я бы назвал их зеркалом людской совести и хранителем нашего благонравия, которые никогда не дремлют, чтобы удержать нас от множества искушений и соблазнов. Поистине можно утверждать, что нет порока и преступлений, которые не страшились бы их убийственных стрел. Какой это великолепный объект для психологических находок, когда пишешь портрет! В них портретист стремится поглубже разглядеть того, кого он пишет, стремится в минуту накала фантазий вывернуть наизнанку его душу.
Красота многолика! Выражение одних глаз говорит о закате человеческого существования, других — о том, как энергия человека бьет в нем ключом. В выразительных глазах Айбека, в их широко раскрытых орбитах есть что-то колючее, граничащее с безумством. Айбек — большой талант, и потому неудивительно, что его взгляд необычен, уводит за грани того, что мы считаем нормой. Когда я впервые увидел его страшный взгляд, я сказал себе, что это — орел. Именно такие глаза нужны были автору романа «Навои», чтобы увидеть великого мыслителя и поэта сквозь пелену веков.
В духовной сфере человеческой жизни есть явление, которое обладает особой силой воздействия. Сила его обаяния настолько велика, что действует на нас раньше, чем мы успеваем осознать. Я имею в виду, прежде всего, счастливцев, которым природа не отказала ни в гармонии, ни в красоте. Ничто мы не произносим с таким наслаждением, как слова «красивая женщина», «красивый мужчина».
При виде людей, отличающихся красотой, у меня создается настроение, которое берет верх над всеми остальными чувствами… Ни один художник не в состоянии сделать то, что делает природа. Не случайно такие люди были предметом вдохновения поэтов. Да и не только их.
Аристотель называет красоту человека его лучшим рекомендательным письмом. Выдающийся поэт Востока Саади, этот мудрый знаток человеческого сердца, этот великий сердцеед, в книге «Гулистан» пишет: «К общению с красавцем стремятся сердца всех разумных людей, дружбу которого считают счастьем, а службу благодатью, ибо, говорят, «лучше немного красоты, чем много богатства: красота — бальзам для больного сердца и ключ к закрытым дверям»… «Придет время, — писал А. М. Горький, — когда люди будут любоваться друг другом».
В моем понимании здесь не последнее место занимает физическая сторона красоты, которую в какой-то степени может культивировать в себе каждый своей опрятностью и вкусом.
Если мы согласны с прозорливым утверждением, что эстетика есть этика будущего, то мы не можем достигнуть высокой этики, оставаясь равнодушными к эстетике. Я глубоко убежден в том, что настанет время, когда от каждого будут требовать эстетической подготовленности не меньше, чем научной и политической, прежде чем доверить ему какой-нибудь ответственный пост. Духовное богатство, эрудицию, одаренность в понимании художественных ценностей — вот что будут ставить человеку прежде всего в заслугу.
Вот что говорит Шаляпин о живописи: «После великой и правдивой русской драмы влияние живописи занимает в моей артистической биографии первое место. Я думаю, что с моим наивным и примитивным вкусом к живописи я не сумел бы создать те сценические образы, которые дали мне славу. Для полного осуществления сценической правды и сценической красоты, к которым я стремился, мне необходимо было постигнуть правду и поэзию подлинной живописи».
Каждый индивидуум в такой же степени принадлежит самому себе, в какой и обществу. Общество, давая сейчас все, что необходимо, будет требовать потом большей отдачи. И эта отдача будет тем лучше, чем вы больше будете осведомлены в области культуры, чем больше будет тяги к прекрасному. Все великие люди прошлого стали ими только благодаря своей великой любви к искусству, к поэзии, к философии. Без этих трех начал их фантазия была бы лишена взлета, и они не сумели бы взглянуть на мир с высоты орлиного полета.
Наши предки оставили много шедевров мирового искусства, подарили нам непочатый край наслаждения. Путь к ним открыт. Например, открытие Афрасиаба потрясло весь образованный мир. До Афрасиаба изумительные настенные росписи и скульптуры были обнаружены в Варахше и Пенджикенте, сейчас они выставлены в Эрмитаже. Они наполняют наши сердца гордостью за культуру Отчизны, за талант наших отцов. Нужно уметь проникаться к ним благоговейным трепетом. Это невозможно сделать, если вы не умеете удивляться, ибо удивление может привести к восхищению, а восхищение — к познанию предмета.
Больше всего на свете бойтесь быть равнодушными. Равнодушие накладывает ржавчину на тончайшие струны сердца. Оно навсегда выводит из строя данные самой природой наши чудесные антенны, улавливающие красоту… Зная цену времени, мы будем беречь каждую минуту для развития своего ума и своих эмоций…
Абдулхак Абдуллаев