«…Ничто так не навредило истории великих архитектур, как то, что ее считали историей технических приемов строительства, а не историей идей …»
О.Шпенглер.Закат Европы. М., 1993.

Для того, чтобы наметить будущую философию национального градостроительства, очень важно изучить город как исторически развивающийся феномен в широком идеологическом и социокультурном контексте. В этом смысле всю историю среднеазиатского города, как впрочем, и всю историю искусств региона, можно разделить на три больших исторических этапа:
1. Древний, политеистический, или доисламский, когда происходит становление протогородской и раннегородской культуры, время формирования социальной инфраструктуры городского организма. Это время отмечено также первым столкновением и взаимодействием Запада (греко-эллинистический мир) и Востока (Бактрия, Индия, Китай, Иран, степной Восток).

2. Урбанизм мусульманского средневековья, охватывающий VIII — XIX вв. и отмеченный формированием и развитием нового художественного стиля, отразившегося как в искусстве, так и в архитектуре и градостроительстве. Основными генераторами новых художественных стилей становятся города, урбанистическая культура является системообразующей для этого периода. Именно в это время протекает процесс самоидентификации городского сознания и формирования новой эстетики мусульманского урбанизма. «Ислам с самого зарождения был урбанистическим образованием как по духу , так и по основным центрам»,- писал Грюнебаум.

3. Урбанистическая культура нового времени — конец XIX — начало XXI века. Этот этап в свою очередь можно подразделить еще на три:
а) колониальная архитектура конца XIX — начала XX в.;
б) архитектура и градостроительство периода советского тоталитаризма;
в) урбанистика периода независимости.

История урбанизации нашего региона свидетельствует о так называемой теории «постколлизийной эволюции», то есть смена и развитие новых смысло-формообразующих принципов градостроительства и архитектуры наступает после глобальных и исторически кардинальных потрясений.

Наиболее ранняя стадия урбанизации региона была связана с обретением оседлости кочевыми народами и широким освоением плодородных, припойменных территорий во II тыс. до н.э., а также с военно-политическими событиями в I тыс. до н.э. — ахеменидским и греко-эллинистическим военно-культурным внедрением в регион. Вплоть до периода античности в разных регионах Средней Азии в различной степени интенсивности (в южных регионах быстрее, на северо-востоке и юго-западе чуть медленнее) начинается формирование системы урбанистических атрибутов — от социальных и культово-религиозных до архитектурно-планировочных и фортификационных. Особое значение имело воздействие на юг региона эллинистического фактора, который, однако, при всем значении эллинистического компонента, оказал больше влияния не на градостроительную эволюцию (хотя система укреплений и некоторые приемы планировки имели конвергентный характер), а на художественные процессы, в том числе на архитектуру (например, использование колонн и ордерной системы).

Раннесредневековой урбанистикой, завершающей стадии религиозного и культурно-толерантно развитого изобразительного искусства (живопись, скульптура, различные виды прикладного искусства с богатой изобразительной тематикой), заканчивается и период своего рода бессознательного, иррационального развития среднеазиатской городской культуры. Учитывая широкий спектр религиозно-культовых представлений, во многом формировавших эстетическое сознание эпохи, его можно обозначить и как этап политеистического развития урбанистической культуры региона. Общая картина пластических искусств отражала процесс формирования локальных школ искусства в основных государственных образованиях — в Бактрии, Согде, Хорезме и Фергане.

При всей общности искусство каждого из этих регионов обладало своим собственным стилем и художественными приемами. Формировавшиеся в это время каноны носили локальный характер. Этот период в градостроительстве и художественной культуре может быть обозначен также как время локальных канонов. Еще одна особенность доисламского города связана с использованием в качестве строительного материала не камня или жженого кирпича, а глины. Поэтому город сохранился в основном в виде возвышенностей (тепа) или древних руин.

Со сменой религиозно-культурной парадигмы, с приходом ислама в регионе наступает новый этап в урбанистике — этап развития городской культуры под эгидой монотеистического мировосприятия. Ислам, пришедший в регион, кардинально изменил все общественное сознание, в том числе архитектурно-пластическое мышление своей эпохи. Унификация эстетических принципов на всем пространстве мусульманского мира становится новой культурной догмой — наступает период универсального эстетического канона. Поэтому некое обобщенное и клишированное восприятие восточного города как средоточия голубых куполов и стройных минаретов не лишено определенного смысла. Универсальность стиля пронизывала не только пластические, но и вербальные формы культуры. Орнамент и словесная вязь становятся отличительной особенностью новой эстетики, определяя не только ее форму, но и содержательную канву. Активно формируются новые каноны общественной и культурной жизни. К X — XI вв. процесс формирования мусульманского универсального эстетического канона в целом был завершен.

Начиная с этого периода, на протяжении почти тысячелетия в Среднеазиатском междуречье формировалась и развивалась городская культура нового типа. Главные ее особенности заключались в активном росте торгово-ремесленных зон, включении региона в орбиту общемусульманской культуры, активном взаимодействии с культурой кочевых народов и в этом контексте — в усилении влияния тюркоязычных народов на социально-политическую и культурную жизнь Мовароуннахра.

Ислам, пришедший в регион в VII — VIII вв., кардинально меняет не только социально-экономическую, градостроительную инфраструктуру и архитектурный облик местного города, но и его философию. Это время появления торгово-ремесленных городов и их нового пластического силуэта, смены градостроительных и архитектурных приоритетов в целом. Структура простой внутренней иерархии доисламского города (архитектура цитаделей и замков с прилегающей сельской округой) теперь заметно усложняется. Города Термез, Самарканд, Бухара становятся крупным полифункциональным организмом (административные, дворцовые, культово-религиозные, торгово-ремесленные, фортификационные, инженерно-технические и другие сооружения), являясь одновременно важными центрами трансконтинентальной трассы Великого шелкового пути. Образ городов мусульманского средневековья во многом определяют культовые сооружения — мечети, медресе, минареты и т.д.

Они вносят новую пластическую и смысловую интонацию в общую атмосферу городской жизни. В качестве строительного и декоративно-облицовочного материала начинает все чаще использоваться жженый кирпич. С точки зрения территориального развития, города Узбекистана в мусульманский период отличались достаточно большими размерами. Как отмечают исследователи, Самарканд и Бухара в XIV в. по площади превосходили многие европейские города — Париж, Милан, Неаполь и другие, уступая лишь Риму. Однако плотность заселения городов Средней Азии была меньше. Так, в наиболее крупных городах в домонгольский период численность населения была в пределах 40 тыс. Таких городов было около десяти (Бухара, Самарканд, Кеш, Несеф, Термез и др.).

Около 70 городов насчитывало по 10 — 15 тыс. жителей. Таким образом, общее число населения городов Мовароуннахра в тот период было около 1,5 млн., или, по мнению исследователей, 20 — 30 процентов его общего числа, что в таком случае составляло около 4 млн. Если учесть, что к концу XX в. в городах Узбекистана, основу которого составляли города Мовароуннахра, проживало 24 млн. человек, динамика роста населения впечатляюща. По переписи 1868 года, в Ташкенте было 47 тыс. человек. Сегодня же мегаполис насчитывает более 2 млн. жителей.

К концу XIX в. колонизация Туркестана привела к попыткам трансплантации европейской и русской архитектуры и градостроительной традиции в среду средневековых городов. Возникли новые центры в старых урбанизированных структурах, но этот период был довольно кратковременным, и инонациональные традиции не оказали значительного влияния на архитектурный облик наших городов. Тем не менее идея создания нового европейского центра в традиционной структуре туркестанских городов имела принципиальное значение для формирования градостроительной философии в среднеазиатском регионе. Восстановление памятников колониальной архитектуры XIX в. — это наиболее легкая и реально выполнимая работа, поскольку сохранность этих сооружений хорошая и практически все сводится к их капитальной реконструкции.

Массовым и всепоглощающим было воздействие архитектуры тоталитарного режима советской власти. Именно в XX в. возникает система сознательного тотального урбанизма новой формации. Его философия исходила из идеологии коммунистического режима, декларировавшего принципы социальной справедливости. Отчасти это выполнялось, особенно в сфере жилищного строительства. Но советское градостроительство, проповедовавшее философию централизма и единства планирующего органа, лишало национальные республики возможности построения собственных архитектурно-градостроительных концепций и, соответственно, самобытных национальных школ и архитектурных традиций. Поэтому весьма актуальной для архитектуры и градостроительной практики стала проблема осмысления и регенерации позитивного наследия средневековой урбанистики и переустройства городов социалистического прошлого, а также создания новой урбанистической философии.

Одной из сложнейших задач современного национального градостроительства и архитектуры является рассмотрение в пластическом наследии прошлого актуальных идей. Это трудная, но весьма важная задача. Историки архитектуры накопили достаточно большой фактологический материал. В настоящее время тщательно исследуются отдельные этапы развития городов, дается детальная характеристика памятников зодчества и архитектурно-строительных приемов. В архитектуре 70 — 80-х годов заметны попытки интерпретации отдельных приемов (солнцезащитные панджара, сталактиты, внутренний дворик и т.д.), но все это на уровне стилистики, а не внутреннего смысла архитектурной идеи. Однако еще не приступили к весьма фундаментальной задаче — к пониманию языка архитектурных идей и принципов образной экспрессии и смысловых интонаций. Между тем Самарканд и Бухара дают исключительно важный материал для такого рода культурно-философских изысканий. В этих городах ставились и великолепно, с поразительной образно-эмоциональной силой решались фундаментальные мировоззренческие и идеологические задачи своего времени. Так, ансамбль Регистан в Самарканде — результат сознательного внедрения в структуру города государственной идеи — идеи могущества и силы империи Амира Темура. Архитектура Самарканда поражает величием и монументальным пафосом. Даже его мемориальные строения отличаются эстетической роскошью и подчеркнуто рафинированной красотой пластических форм и орнаментального декора (комплекс мавзолеев Шахи-зинда, XIII — XV вв., мавзолей Гури-Амир XV в. и др.). Причем в Самарканде внушительные по размерам сооружения (комплекс Регистан, мечеть Бибиханум, Гури-Амир) выглядят горделиво, несколько одиноко возвышаясь над жилыми постройками и кварталами, создавая неравномерность и контраст пластических ритмов. Что касается Бухары, то сохранившиеся до наших дней части старого города представляют удивительный пример пластического и интонационного созвучия жилых, религиозно-культовых и ремесленно-торговых построек. Это единый ансамбль градостроительных компонентов. Симметрия, уравновешенность, некая умиротворенность царят в атмосфере города, пронизывая ощущением пластического покоя как жилища бухарцев, так и общественные и культовые постройки. Замечательные примеры философии архитектурной тишины и гармоничной симметрии отражены в бухарских памятниках XV — XVII вв., выстроенных по принципу «кош» (парные). Это известный ансамбль Кош-медресе, представляющий собой зеркально противостоящие медресе Мадори-хан (1566 г.) и Абдуллахан (1588 — 1590 гг.), а также два разновременных здания — комплекс медресе Улугбека (1417г.) и Абдулазизхана (1652г.), также построенных по принципу «кош». Апофеозом симметричной и уравновешенной архитектурной философии является небольшой памятник XIX в. — медресе Халифа Ниязкула, известное в народе как «Чор минор».

Важную роль в стабилизации пластических ритмов Бухары играют рыночные крытые сооружения на древних торговых улицах. По формам (многокупольные) и размерам (средней высоты — между низкими жилыми и высокими дворцовыми и культовыми постройками) они образуют то промежуточное архитектурное звено, которое соединяет воедино разноуровневые пространственные объемы. Примерно то же мы наблюдаем, рассматривая произведения художественного ремесла и архитектурного декора Самарканда и Бухары. Открытой, порой несколько декларативной и динамичной эстетике Самарканда противостоит таинственная и умиротворенная, мистическая философия искусства и пластики Бухары. Если урбанизм Самарканда в его наиболее ярких проявлениях зодчества созвучен бравурной и торжественной маршевой музыке, то более камерная по настрою архитектурная философия Бухары восходит к медитирующей мелодии макомов и суфийских радений с их обращением к персональному чувственному восприятию и известному гедонистическому мироощущению.

Очень интересно, например, в градостроительном аспекте проанализировать, как в Бухаре с помощью создания системы водоемов (хаузов) решалась проблема снижения дегуманизирующего фактора городской среды, характерная для больших городов, оторвавшихся от природного ландшафта. Один из блестящих примеров этого — ансамбль Ляби Хауз (водоем, обрамленный стройными порталами медресе) иррационален — он бессознательно реализует естественную тягу человека к природе, создавая камерную атмосферу. Город в данном случае интуитивно создает саморегулирующую систему, пытаясь решить урбанистическую формулу совмещения человека и окружающего пространства. Появление подобных ландшафтных проектов в городской среде Бухары объясняется весьма прозаическим фактором — маловодной городской ситуацией и стремлением обеспечить водой жителей близлежащих кварталов. Эта идея по мере эволюции теряет свой прежний утилитарный смысл и со временем обретает значение реализованного художественно-ландшафтного решения. В современной градостроительной практике этот принцип мог бы иметь исключительно важное значение, учитывая особенности нашего климата. К сожалению, современные водоемы весьма редки в среде наших городов, имеющиеся же (в основном в Ташкенте) далеко не соразмерны масштабу человека.

Каждый город материализует сознание предшествующих поколений его жителей, формируя в то же время эмоционально-чувственный и социально-духовный мир последующих. Ташкент как новый азиатский мегаполис должен был бы быть нацелен на воспитание техногенных ощущений. Тем не менее в последнее десятилетие в столице Узбекистана очевидно смешение стилей — общемировых архитектурных тенденций (гостиницы Интерконтиненталь, Шератон, Бизнес — центр и др.) и попыток подчеркнутого обращения к историческим формам (Музей истории Темуридов, здания Олий Мажлиса, Хокимията Ташкента, Государственной консерватории). Важность обращения к истории понятна и объяснима. В то же время современные здания как знаковые символы нашего мироощущения требуют более тщательной аранжировки ретроспективного материала. Опыт нашей собственной урбанистической классики, прекрасным образцом которой является Бухара, подсказывает необходимость более вдумчивого отношения к собственным источникам архитектурных идей. Архитектурная философия Бухары, атмосфера кварталов ее старого города нацелена на поиск оптимального решения проблем преемственности — как градостроительных, так и духовных. Этот принцип соблюдения гармонии человека и городской среды должен быть использован и при создании новых городских структур и архитектурных сооружений. В то же время необходимо более смелое и решительное освоение мирового архитектурного и градостроительного опыта и достижений. Как ни парадоксально, но именно богатейшее архитектурное наследие, при некритическом его прочтении, становится фактором торможения и архитектурного кича. Повсеместное использование формальных приемов средневековой классики без учета исторического контекста порой приводит к эстетически и художественно несостоятельным решениям. В этом смысле обращение к современному мировому опыту интерпретации архитектурного наследия также весьма полезно и необходимо.

Автор: Акбар Хакимов